Никки знала, что такие люди нужны Ордену, чтобы нести его учение миру. Приходится признавать, что человеческая натура извращена, и идти на определенные жертвы. Такие скоты нужны, чтобы вбивать нравственность в массы. Она сдавленно ойкнула, когда солдат ущипнул нежную плоть.
Стражник рассмеялся, довольный тем, что облапал, и повернулся к двери. После некоторых проблем с ржавым замком он наконец сумел-таки повернуть ключ. Схватившись за отверстие, он с силой рванул дверь. Дверь медленно отползла ровно настолько, чтобы в нее пролезть. Стражник повесил лампу на стенку внутри рядом с дверью.
– Когда я закончу с некоторыми делами, то приду за тобой, и свидание закончится. – Он снова хохотнул. – Так что побыстрей задирай для него свои юбки. Если, конечно, он в состоянии этим воспользоваться.
Он втолкнул Никки в камеру.
– Это к тебе, Сайфер. Я ее хорошенько для тебя подогрел. – Дверь с грохотом захлопнулась. Никки услышала, как стражник поворачивает ключ, затем его шаги пошлепали дальше.
Квадратная камера оказалась такой крошечной, что Никки могла, раскинув руки, одновременно коснуться обеих стен. Макушкой она задевала потолок. Замкнутость этого помещения наводила ужас. Никки хотелось выскочить отсюда.
Она боялась, что скорчившееся у ее ног тело принадлежит покойнику.
– Ричард?
Она услышала едва слышный стон. Его руки были скованы за спиной какими-то деревянными колодками. Она испугалась, что он может захлебнуться.
Слезы жгли глаза. Никки опустилась на колени. Грязная вода, залившаяся ей в сапоги, теперь намочила и платье.
– Ричард?
Она потянула его за плечо, чтобы перевернуть. Вскрикнув, он отшатнулся.
Когда Никки разглядела его, то закрыла рот обеими руками чтобы заглушить вопль.
– Ох, Ричард!
Никки встала и оторвала подол нижней рубашки. Снова опустившись на колени, она с помощью этой тряпицы осторожно стерла кровь с его лица.
– Ричард, ты меня слышишь? Это я, Никки. Он кивнул.
– Никки.
Один глаз заплыл начисто. Волосы были в грязи и тине от воды, в которой он лежал. Одежда порвана в клочья. В тусклом свете маленькой лампы Никки видела вздувшие красные раны, иссекающие его плоть.
Он заметил, что она уставилась на эти раны.
– Боюсь, эту рубашку тебе никогда не удастся залатать. Она слабо улыбнулась его мрачному юмору. Дрожащими пальцами она промокнула ему лицо. Никки не понимала, почему так реагирует на это. Она видала и хуже. Ричард убрал голову от ее руки.
– Я делаю тебе больно?
– Да.
– Прости. Я принесла воды.
Он нетерпеливо кивнул. Никки поднесла к его губам бурдюк. Он начал жадно пить.
Когда Ричард отдышался, Никки сказала:
– Камиль дал денег, чтобы заплатить сбор за свидание с тобой.
Ричард лишь улыбнулся.
– Камиль хочет, чтобы ты выбрался отсюда.
– Я и сам хочу выбраться отсюда. – Его голос был совсем не похож на обычный. Хриплый и едва слышный.
– Ричард, Защитник...
– Кто?
– Чиновник, отвечающий за это. За тюрьму. Он сказал мне, что есть способ вытащить тебя отсюда. Он сказал, что ты должен признать себя виновным в гражданском проступке и заплатить штраф.
Ричард кивнул.
– Я так примерно и предполагал. Он спросил, есть меня деньги. Я сказал, что есть.
– Да? Ты сэкономил денег? Ричард снова кивнул.
– Деньги у меня есть.
Никки отчаянно вцепилась в остатки воротника его рубашки.
– Ричард, я смогу заплатить штраф только послезавтра. Ты продержишься? Пожалуйста, скажи, ты сможешь продержаться еще два дня?
Он мрачно улыбнулся.
– Я никуда не ухожу.
Тут Никки вспомнила и достала из сумки хлеб.
– Я принесла тебе поесть. Хлеб и немного жареной курицы.
– Курица. На хлебе я долго не продержусь. Тут не кормят.
Она пальцами оторвала кусок курицы и положила ему в рот. Ей было невыносимо видеть Ричарда таким беспомощным. Это ее злило. Ее тошнило от этого. – Ешь, Ричард, – подтолкнула она его, когда его голова начала падать. Он помотал головой, будто стряхивая сон. – Вот, съешь еще немножко.
Она смотрела, как он жует.
– Ты можешь спать в такой сырости?
– Они не дают спать. Они...
Она сунула ему в рот кусок курятины. Она отлично знала методы Ордена. И не желала слышать, какую именно методу они выбрали для него.
– Я вытащу тебя отсюда, Ричард. Не сдавайся. Я вытащу тебя.
Он пожал плечам, словно желая сказать, что это не имеет значения.
– Зачем? Заботишься о своем пленнике? Завидуешь, что другие издеваются надо мной? Боишься, что они убьют меня прежде, чем ты успеешь это сделать?
– Ричард, это не...
– Я всего лишь человек. Важно лишь то, что более значительно. То, что я невиновен, не важно, потому что жизнь одного человека ценности не имеет. Если я должен таким вот образом страдать и умереть, чтобы помочь подвигнуть других следовать путями твоего Создателя и твоего Ордена, кто ты такая, чтобы отказывать им в столь добродетельном конце? Какое значение имеют твои желания? Как можешь ты ставить твою жизнь или мою превыше блага других?
Сколько раз она талдычила ему эту нравственную доктрину этими же словами? И как презрительно, как ядовито, как коварно звучало это в его устах.
В этот момент Никки ненавидела себя. Каким-то образом он извращает все, за что выступает Орден, все, чему она посвятила свою жизнь. Каким-то образом ему удается превратить добродетель во зло. Вот почему он так опасен. Само его существование угрожает всему, за что они борются.
А она уже так близка. Так близка к пониманию того, что ей так нужно понять. Сам факт, что по ее щекам струятся слезы, говорил ей, что и на самом деле есть что-то, из-за чего вся затея стоит свеч. Из-за чего необходима. Та неопределимая искорка, что она видела в его глазах с самого первого мига, она действительно существует.